В Стамбуле прошел десятый саммит тюркоязычных стран. Турецкие политики квалифицировали его как "поворотный", с чем можно согласиться. По его итогам лидеры Туркменистана, Турции, Азербайджана, Казахстана и Киргизии приняли решение о создании совместного Совета, "призванного способствовать более эффективному диалогу между странами". Генеральным секретарем Совета сотрудничества тюркоязычных стран (ССТС), который будет размещаться в Стамбуле, избран бывший посол Турции в России Халиль Акынджи. В этой связи президент Турции Абдулла Гюль отметил, что новая структура "сыграет важную роль в решении проблем, с которыми столкнулся тюркский мир, охватывающий обширную географическую территорию". "Наша сила в единстве", - декларировал в ответ президент Азербайджана Ильхам Алиев.
Отметим, что такой результат достигнут только после многолетних попыток сколотить некое общетюркское геополитическое объединение. Как относится к этому феномену, прежде всего, России, поскольку большинство аналитиков усматривают в так называемом "тюркском единстве" серьезную опасность? На первый взгляд, так оно и есть. Турция устами главы МИД Ахмета Давудоглу декларирует патронаж этого проекта со стороны стратегического союзника США. Тем более, что среди всех тюркских стран, Турция - единственная страна член НАТО, которая пытается вести самостоятельную политику на Ближнем и Среднем Востоке, Кавказе и в Центральной Азии. Вот почему чтобы оценить смысл происходящего, необходимо предпринять небольшой исторический экскурс.
Почему-то считается, что проект "Великий Туран", появившийся в начале прошлого века, имеет турецкое происхождение. Это не так. Первой страной, которая доктринально стала разрабатывать проблемы пантюркизма, была Российская империя. Это относится к периоду начала русско-японской войне 1905-1907 годов. Тогда в донесении помощника начальника Вятского губернского жандармского управления в Петербург отмечалось: "После всеазиатского конгресса в Токио, на коем провозглашен лозунг "Азия для азиатов", младотурки тот час же на своем конгрессе постановили, что Турция должна начать энергичную панисламистскую агитацию в странах, в которых живут мусульмане: а именно в России, Персии, Индии, Египте. И не прежнюю культурно-просветительскую, а чисто боевую, призывающую все исповедующие ислам народы к объединению и сплочению под эгидой Турции для скорейшего ниспровержения ненавистного им ига христиан-европейцев. На этом младотурецком конгрессе было также поставлено устраивать ежегодные конгрессы в Константинополе с участием представителей от всех мусульманских стран для обсуждения вопросов всего мусульманства и образовать повсеместно отделы Комитета, в особенности, в России, Персии и Индии. Принимая во внимание, что мусульманская группа в России по численности занимает третье место после великороссов и малороссов, то ясно определяется опасность пропаганды панисламизма, который может сокрушить Россию". Ответные действия Петербурга шли в направлении расчленения панисламизма по этническому признаку. Заметим, что те же документы охранники свидетельствуют: не без участия Петербурга разрабатывались доктрины тюркизма, сыгравшие огромную роль в младотурецкой революции 1908 года (См.: Отчеты охранных отделений Тифлиса, Баку и агентурной разведки). Накануне Первой мировой войны в аналитических отчетах охранки и разведки констатировалась победа пантюркизма над панисламизмом, предполагался распад Османской империи, что впоследствии и произошло.
После свержения царизма в России и прихода к власти большевиков в 1917 году, идеи пантюркизма были вновь востребованы. В Москве был создан Центральный Мусульманский Комиссариат. Наркомнац Иосиф Сталин, защищая принцип альянса коммунистической партии с революционными элементами тюркизма, полагал, что это позволит "распространить социализм с помощью тюркских националистов, осуществить концепцию колониальной революции". В ноябре 1918 года на первом съезде мусульманских коммунистов, Сталин говорил: " Наша задача - это навести мосты между Востоком и Западом и сформировать единый революционный фронт.... Для вас открыты врата Персии и Индии, Афганистана и Китая...". Но при этом Москва - как некогда царский Петербург - категорически выступала против идей панисламизма, культивируя взамен "революционный национализм". Так была сформирована тактики Коминтерна в Азии, которая была принята в сентябре 1920 года на съезде народов Востока в Баку. Кстати, на этой базе формировался альянс Ленин - Ататюрк. Большевики рассчитывали на плечах пантюркизма вырваться на просторы бывшей Османской империи и образовать огромную "тюркскую советскую федерацию". В 1923 году, когда было объявлено о создании современной Турецкой республики, ее основателю Мустафе Кемалю стоило немалых трудов избавиться от " объятий большевистского пантюркизма" и провозгласить доктрину "государственного тюркизма". Это спало Турцию как государство. В ответ большевики среди " своих" тюркских народов стали внедрять идеи их автохтонного происхождения, чтобы избежать "эффекта бумеранга". В Баку, например, была разработана доктрина об автохтонном происхождении азербайджанского этноса, истоки которого связывались с древними кавказскими албанцами, стала разрабатываться специальная грамматика азербайджанского языка. Аналогичные процессы шли и в других тюркских советских Республиках. Такая ситуация сохранялась вплоть до развала СССР в 1991 году, когда определенные политические круги в Турции почувствовали появление исторического шанса занять пустующую нишу " старшего брата" в стане тюркских республик. В 1992 году президентом Турции Тургутом Озалом был выдвинут тезис: "Тюркский мир станет доминирующим фактором на евразийском пространстве от Балкан до Китайской стены". Но наибольшую активность на этом направлении предприняли президент Азербайджана Гейдар Алиев и президент Турции Сулейман Демирель. Они приняли на вооружение тезис " одна нация - два государства". Проблема заключалась только в том, что турецкие историки кемалистского направления признавали факт пришлости турок на территорию Малой Азии, а Азербайджан до сих пор придерживается сталинского принципа автохтонности происхождения своего этноса. Кстати, идея двух государств и " одной нации" объективно укрепляет позиции армянской стороны в спорах по урегулированию карабахской проблемы.
Поэтому, чтобы вписаться в разработанный Гейдаром Алиевым геополитический ареал, анатолийским туркам необходимо заново переписать свою национальную историю, что невозможно сделать без осложнений отношений с Европой. С другой стороны, давление Баку на Анкару по этому направлению заметно ослабило консолидацию общества внутри самой Турции. Поэтому вместо функции "старшего брата" в новоявленном " тюркском мире" Анкаре была навязана функция выступать в роли проводника интересов бывших советских тюркских республик в большой политике. Потребительское к себе отношение Турция почувствовала и тогда, когда от нее стали требовать значительные финансовые инвестиции. Так, известный турецкий профессор Бахри Йылмаз в своем прогнозе в отношении развития ситуации вокруг заявленных планов экспансии на постсоветском пространстве писал: "В долгосрочной перспективе экономические выгоды, которые могут принести нам реформаторские движения в тюркских Республиках, за исключением нефтегазопроводов, очень ограничены". В итоге Анкаре так и не удалось удержать бывшие советские тюркские государства в сфере своего экономического и политического влияния. Но взамен он получила все тот же "эффект бумеранга": на турецком политическом поле стали заявлять о себе новые сильные игроки со своими экономическими, политическими региональными и геополитическими интересами.
Более того, у них - неожиданно для правящего класса Турции - обозначился шанс занять в этой стране заметные политические позиции в силу ресурсной ограниченности самой Турции, ее неспособности осуществить проект создания собственной зоны ответственности "От Балканского полуострова до Великой китайской стены". Вот почему сейчас многие эксперты усматривают вероятность того, что игра в "тюркское единство" закончиться не только провалом так называемого османского проекта, но и реанимацией проекта византийского типа. К тому же в настоящее время у власти в Турции находятся так называемые модернисты, которые меняют доктрину тюркизма на исламизм, берут курс в сторону Ближнего Востока и мусульманского сообщества. Это тогда, когда тюркские страны бывшего СССР имеют на вооружении собственные националистических идеи, собственное представление о предназначение своих народов в бассейне Каспийского моря и Средней Азии. Таким образом, в новых условиях повторяется уже известный исторический феномен: в Турцию извне с постсоветского пространства вновь вносится государственный тюркизм взамен исламизма. Происходит это в ситуации - как ранее уже бывало в истории - когда в регионе идет процесс геополитических трансформаций, связанных с выводом американских войск из Ирака и предстоящим уходом Запада из Афганистана.
МОСКВА
